Вельяминовы – Время Бури. Книга первая - Нелли Шульман

– Нет, он Володя, – уверенно сказал Воронов, – Владимир Петрович, наш сынишка…, – свернув на Брук-стрит, он пропал в толпе.

В кабинете на Ладгейт-Хилл было накурено, дым щипал глаза. Перед Джоном стояла забитая, медная пепельница и несколько полупустых чашек с холодным кофе. Он еще не видел Питера. Когда утром он позвонил в особняк семьи Кроу, трубку сняла тетя Юджиния. Джон не знал, как подобрать подходящие слова. Он попросил женщину встретиться с ним, на Ганновер-сквер, на тротуаре. Она была в костюме матери жениха, в большой шляпе, с накрашенными губами. Джон, вдохнул запах сандала:

– Тетя Юджиния, Тони…, Тони пропала, вместе с Уильямом.

В последующие полчаса герцог убедился, что будущий премьер-министр не зря хочет взять леди Кроу в кабинет. Женщина спокойно осмотрела спальню, гардеробную и детскую. Она позвонила Джованни, на Брук-стрит, отправив его к священнику. Полковник Кроу ночевал у дяди. Стивена Юджиния попросила пойти в отель «Лэнгхем», отменить свадебный обед. Джон связался с Ладгейт-Хилл, отдав распоряжение проверить списки пассажиров на авиарейсах.

Списки лежали перед ним. Тетя Юджиния сказала, что сама поговорит с Питером. Джон, закашлявшись, раскурил чадящую сигарету:

– Спасибо дяде Джованни, Стивену, они все на себя взяли. Извинялись перед гостями, и так далее…, – свадебный букет, костюм, и кольцо сестры остались в гардеробной. Тони не забрала подаренные женихом драгоценности. Проверив шкатулку, Джон обнаружил, что сестра уехала в жемчужном ожерелье, полученном от покойного отца, и со швейцарским хронометром. Исчезла одежда, чемоданы от Вуиттона, паспорт и свидетельство о рождении племянника.

Джон лично позвонил управляющему отделением Coutts and Co, где хранились семейные вклады. Банкира нашли за партией гольфа. Джон приехал в контору. Управляющий, сначала, отнекивался, ссылаясь на то, что леди Холланд, совершеннолетняя. Джон, угрожающе, заметил:

– Моя сестра пропала. Вы покажете отчеты по ее вкладу, за последние полгода. Постановление суда мне не требуется, поверьте на слово.

В отчетах ничего интересного не нашлось. Тони поступали авторские отчисления, из Америки. Две недели назад сестра сняла большую сумму наличными, переведя деньги в аккредитивы. Джон надеялся, что увидит оплату чековой книжкой, за билет на самолет, или паром, но если Тони и купила что-то подобное, то сестра рассчиталась наличными. Ни одной зацепки не существовало.

Джон позвонил в Нью-Йорк, издателям сестры. Он надеялся, что в субботу отыщет кого-то из работников. После долгих объяснений, редактор дал ему домашний телефон мистера Скрибнера. Глава компании, судя по всему, пил утренний кофе. Выслушав Джона, Скрибнер, успокаивающе, сказал:

– Мистер Экзетер, не стоит волноваться. Ваша сестра взрослая женщина, ей двадцать один год. Я уверен, что мисс Холланд пришлет письмо, телеграмму…, – Джон спросил, не обещала ли сестра написать что-то для Скрибнера. Ему пришло в голову, что Тони могла отправиться на континент, во Францию, собирать новый материал.

– Она военный корреспондент, – думал Джон, – это ее профессия. Но для чего было так поступать, в день свадьбы? Питер бы не стал удерживать ее в Британии, он бы все понял. И зачем брать Уильяма? Война странная, как ее называют, но это война. Надо пересечь пролив, путешествие сейчас опасно…, – ссылаясь на коммерческую тайну, Скрибнер наотрез отказался предоставлять информацию:

– Дела мисс Холланд ведет адвокатская контора «Салливан и Кромвель», – сухо пояснил издатель, – я советую вам обратиться туда, мистер Экзетер.

Джон разбирался в американском бизнесе. Фирма «Салливан и Кромвель» не была обязана отчитываться даже перед президентом Рузвельтом, не говоря о нем, герцоге Экзетере. Паспорта у племянника не имелось. Тони могла получить документы для сына только с разрешения Джона, а он никаких бумаг не подписывал. В субботу из Лондона ушли самолеты в Амстердам, Брюссель, Цюрих, Стокгольм, Дублин, и даже в Калькутту, Батавию и Сидней.

– Девять дней, с остановками, и ты в Австралии, – Джон вспомнил рекламный плакат KLM, на Оксфорд-стрит, – авиакомпания оплачивает ночевки в отелях, обеды. В дугласе места только первого класса, пятнадцать пассажиров. Два стюарда, буфет, французское шампанское. Можно дать радиограмму, родственникам, прямо с борта. Давид и Элиза таким рейсом обратно в Европу летят, тетя Юджиния говорила. Из Харбина в Гонконг, оттуда в Сингапур. Там они садятся на самолет KLM. Калькутта, Багдад, Лидда, Александрия…, – Джон посмотрел на карту мира. Тони могла быть на пути куда угодно:

– Не похоже, что она радиограммы посылать собирается…, – герцог, в сердцах, потушил окурок. Он понял, что у сестры имелся второй паспорт:

– Может быть, и не только второй…, – Джон прошелся по скрипучим половицам. Телефон не звонил. Описание Тони и Уильяма ушло срочной телеграммой во все полицейские участки королевства и колоний, от Канады до Австралии. Джон, впрочем, предполагал, что Тони отправится куда-то за границу.

– Может быть, у нее три паспорта…, – вздохнул герцог, – или пять, или десять…, – в списках пассажиров он леди Холланд не нашел. Имена в бумагах не упоминались, только фамилии, с инициалами. Несмотря на войну, паспорта для покупки билетов на поезда, или паромы в Ирландию, не требовались. Из нейтральной Ирландии можно было отплыть куда угодно, хоть в Нью-Йорк, хоть в Буэнос-Айрес.

– Но зачем? – присев на подоконник, Джон посмотрел в сторону серого купола собора Святого Павла:

– Зачем понадобился фарс, со свадьбой? Зачем обманывать Питера? Или она его, действительно, любила…, – он вспомнил серые, большие, в темных ресницах, глаза племянника, его лепет: «Дядя, дядя…»

– Она не станет подвергать Уильяма опасности, она мать…, – Джон замер:

– А если отец Уильяма нашелся? Тони сказала, что он погиб, но на войне разные вещи случаются…, – многие республиканцы, после разгрома в Испании, обосновались в Советском Союзе, или в Южной Америке. Джон был уверен, что в Россию сестра не поедет. Тони брала интервью у Троцкого, изгнанник написал предисловие к ее книге:

– Она поддерживала ПОУМ, жила в Мехико. Может быть, отец Уильяма дал о себе знать, и она отправилась в Центральную Америку? – за окном играл зеленоватый, тихий вечер, зажигались рекламы. Джон проводил глазами двухэтажный автобус, с плакатом «Ребекки» Хичкока. Он вздрогнул, услышав скрип двери.

Лазоревые глаза Питера немного припухли. Он стоял, прислонившись к косяку, засунув руки в карманы твидового пиджака. Джон, в свете электрической лампы, на столе, заметил седые волосы, на виске кузена. Питер молчал.

Мать сказала ему обо всем утром, когда он одевался, в гардеробной. Он, сначала, не мог поверить. Юджиния отвела его в особняк герцога. Питер увидел кольцо с голубовато-серой жемчужиной, на туалетном столике Тони, пустые, голые шкафы. Он вдыхал нежный аромат лаванды, глядя на большую, аккуратно заправленную постель. Он помнил белокурые, мягкие, разметавшиеся по шелковой подушке волосы, приглушенный стон:

– Я люблю тебя, люблю…, – он помнил длинные, стройные ноги, высокую грудь. Питер не двигался. Мать привлекла его к себе:

– Сыночек…, Сыночек, милый, не надо, пожалуйста. Я уверена, что с Тони и маленьким все хорошо. Она свяжется с тобой, все объяснит…, – Питер только и мог, что кивнуть: «Да, мама».

Он оставил все дела по несостоявшейся свадьбе матери, дяде Джованни, и кузену Стивену. Питер поехал в контору, работать. Если дежурный и удивился, открыв дверь хозяину производства, в день свадьбы, то он ничего не сказал. Питер заставил себя просидеть в кабинете до пяти вечера. Мать позвонила из дома, все было в порядке. Питер, мимолетно, подумал:

– Надо поблагодарить, дядю Джованни, Стивена…, – через четверть часа он обнаружил себя перед выкрашенной синей краской дверью трехэтажного особняка, в тени собора Святого Павла.

– Ты присядь, – попросил Джон. Герцог отпер ящик стола, повертев запыленную бутылку:

– Из папиных запасов. Виски лет двадцать, наверное. После той войны покупалось…, – стаканов Джон в кабинете не держал. Идти вниз, к охране, не хотелось. Они пили, передавая друг другу бутылку, прямо из горлышка. Питер был в простом, будничном костюме, в старом галстуке. На пальцах Джон увидел пятна от чернил.

– Ты работал, – утвердительно сказал герцог.

Питер затянулся сигаретой:

– Да. Так легче. Что…, – он кивнул на стол, в сторону стопок бумаги: «Есть какие-нибудь…, – его голос дрогнул, – сведения?».

– Нет, – честно ответил Джон. Он рассказал Питеру о своих предположениях. Кузен, отвернувшись, долго смотрел в окно:

– Я бы понял…, – он медленно, аккуратно, потушил окурок, – понял бы. Почему она мне ничего не сказала Джон, почему…, – Питер, махнув рукой, поднялся: